Послевоенные заседания Визенгамота приняли решение разделить на два этапа. Сначала слушались дела молодёжи, в той или иной степени причастной и вероятно причастной к деятельности Пожирателей Смерти и только потом, через несколько дней — дела настоящих преступников. В первую очередь вызывали старших и тех школьников, кто, не будучи частью поттеровского отряда душеспасителей, остался в Хогвартсе во время битвы. Потом — практически всех старшекурсников-слизеринцев. В третью очередь на место подсудимых приглашались прочие молодые представители опороченных фамилий.
Панси, разумеется, попала в "первый заход", но ее отложили на сладкое, так как именно ее случай оказался резонансным, поэтому времени на панику у нее было достаточно.

Паркинсон прекрасно знала, что ничего противозаконного она не сделала, но совершенно не представляла себе, как может это доказать. Вариантов не было от слова совсем. В связи с этим, матери с отцом она настоятельно порекомендовала остаться дома, клятвенно заверив их, что все обязательно будет хорошо, ведь с Пожирателями ни Панси, ни ее семья никогда не имели никаких дел. Нечего и говорить — убеждать кого-то в том, во что сам не веришь, занятие не из простых, но она, кажется, справилась. Не хватало еще переживать за то, что maman может упасть в обморок в зале прямо у всех на виду, причитаний потом не оберешься. Итак, оставалось только разработать для себя стратегию защиты и постараться не отвлекаться на окружающий мир.

Впрочем, об этом пункте поподробнее. Маркус Флинт, её названный жених, успешный игрок в квиддич, чистокровный красавчик и просто гроза женских сердец, также приглашенный на заседание, уже отстрелялся, легко доказав свою непричастность, и теперь сверлил Панси недобрым взглядом. Удивление, с которым он обнаружил ее здесь, быстро сменилось раздражением и даже агрессией. Удача, что сидели они довольно далеко друг от друга, а прямо сейчас пробираться через ряды Флинт себе позволить не мог — это было бы вопиющим нарушением всех правил поведения в приличном обществе. Хорошее воспитание Марка играло Панси на руку, но не делало его косые взгляды менее нервирующими. Хотя, казалось бы, какое он вообще имеет право предъявлять какие-то претензии, если не интересовался её жизнью уже порядка двух или трёх лет?

Перманентное ощущение чьего-то обжигающего взгляда на затылке мешало сосредоточиться, однако одну вещь Паркинсон приметить всё-таки смогла — если в зале находился кто-то с достаточно хорошей репутацией, желательно один из героев войны, готовый выступить в защиту обвиняемого, его слова, как правило, оказывались достаточными для оправдания или, во всяком случае, смягчения наказания. Так произошло, например, с Драко, за которого открыто вступился Поттер (Панси даже предположить не могла, чем вызван такой странный акт благотворительности). Обидно только то, что защищать саму Панси было решительно некому — все присутствовавшие в большом зале ребята ее презирали за то, что она посмела выразить мнение  широкой общественности и предложить отдать Гарри Тёмному Лорду в обмен на собственные жизни. С этим, впрочем, делать было уже нечего — оставалось уповать на собственные силы и дар убеждения. Глядишь, удастся отбиться от нападок распалённых правозащитников.

— Панси Ирма Паркинсон, пожалуйста, — из размышлений её вывел лишь голос секретаря заседания, прозвучавший как гром среди ясного неба. На негнущихся ногах девушка дошла до середины зала и звучно шлепнулась на стул, вызвав в зале только усмешки. Всё-таки в свои 18 она была еще совсем рёбенком и как унять бьющийся под кожей страх не знала. Этому не учили близнецы Кэрроу на своих жестоких уроках, этого не объяснял Крауч, скрывавшийся под маской Аластора Грюма, об этом ничего не говорили во время Битвы за Хогвартс Снейп и Маккошка.
Панси отвечала на задаваемые вопросы тихо и медленно, постепенно раздражаясь от того, насколько очевидными и простыми были ответы, которые господа присяжные отказывались принимать на веру, несмотря на то, что правдивость каждой ее реплики должен был подтверждать опытный министерский легилимент.

Да, она осталась во время битвы в Хогвартсе, зато, как староста, успела проследить за тем, чтобы все младшекурсники оказались в безопасности.

Нет, она не применяла боевых заклятий с целью нанести кому-либо вред.

Нет, на собраниях Пожирателей Смерти она никогда не была и метку не принимала.

Да, ее родители действительно сохраняли нейтралитет и в этой, и в прошлой войне.

Нет, она никогда не произносила непрости... — Легилимент скривился, знаком показывая, что что-то не так, и Панси осознала свой провал. Да, на уроках Амикуса Кэрроу она, как и многие другие ее одноклассники, вынуждена была согласиться проклясть, дабы не быть проклятой, но ведь это не было, в действительности, ее идеей, ведь правда? Девушка, путаясь в словах, начала было объяснять, что эта история — страшное и досадное недоразумение, но суду было не до того, и ее прервали, запротоколировав ответ.
Это был конец.

Да, она действительно хотела выдать национального героя Лорду Волдеморту. Да, это именно она предложила так поступить всем, кто присутствовал в Большом Зале в ту злополучную ночь.

Государственный обвинитель торжествовал — переволновавшаяся Панси задыхалась и не могла четко сформулировать ни одного аргумента в свою защиту, а значит ей действительно было чего бояться. Паркинсон с трепетом ждала чего угодно — громкого "Виновна!", предложений признать ее неблагонадежной, лишить магии или даже отправить прямиком в Азкабан, но отнюдь не того, что случилось в тот момент, когда суд уже должен был вынести свой неутешительный вердикт.

Голос Оливера Вуда, ранее молчавшего и сейчас будто вырванного из долгих раздумий, отдавался в ушах эхом. По его словам, девчонка находилась у него перед глазами практически всё время и была слишком напугана, чтобы колдовать. Он призывал всех обратить внимание, на тот факт, что все без исключения дети со Слизерина действительно были отправлены домой, и в отличие от маленьких гриффиндорцев, ни один из них не пострадал. Оливер Вуд, резко повзрослевший, потухший и выцветший, давал слово.
И Панси оказывалась его должницей во второй раз.

А стала она ею второго мая, почти два месяца назад, когда бывший гриффиндорский капитан одним лёгким пассом не дал ей остаться придавленной под завалами разрушенного замка. Парня не смутили ни зелёный галстук, ни то, что Панси, вполне очевидно, могла быть одной из молодых Пожирателей — он просто спасал ей жизнь, не задумываясь об условностях и заранее отказываясь от благодарности. В тот день он на себе оттащил Паркинсон в наиболее безопасное место, оставив приходить в себя. Диалога у них не вышло — Вуд только спросил: "За них?" и получив отрицательный ответ, замкнулся в себе. Позже Панси видела, как Оливер со стеклянными глазами будет переносить трупы детей, погибших под шквалом опасных заклинаний, трупы своих друзей, погибших в этой войне, но ей было не до благодарностей — она пыталась найти в толпе Драко, Блейза или, на худой конец, Крэбба с Гойлом, любого их ее ребят, которые могли оказаться здесь. Она должна была удостовериться в том, что они живы.
А с долгами планировала разобраться потом. Тем более, что долг жизни оплатить ей было нечем. Увы, шанса выловить Вуда и нормально с ним поговорить, ведьме так и не представилось.

Вот и сейчас, сразу после окончания заседания Оливер словно исчез. Паркинсон стремглав выбежала из зала номер 10, в надежде догнать своего внезапного спасителя, но была подло перехвачена выросшим из-под земли Маркусом Флинтом, который разве что молнии из глаз не пускал.

— Отпусти. Меня. Немедленно. — Сколько ненависти могло быть в этом голосе! Если бы только горло Панси не пересохло, а в глазах предательски не защипало. Истерика неумолимо подступала, но разрыдаться прямо сейчас, в коридорах Визенгамота, перед самодовольным лицом Маркуса было бы последней каплей в омуте ее неуверенности в себе. Паркс изо всех сил пыталась не заплакать и только стремительно покрывалась красными пятнами, свидетельствующими то ли об агрессии, то ли о нарастающем смущении.

— Убери же, наконец, свои лапы, Флинт!